Михаил Салтыков-Щедрин - Том четвертый. [Произведения]
ДЕЙСТВИЕ IV
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Клаверов.
Набойкин.
КнязьТараканов.
Софья Александровна Бобырева.
Ольга Димитровна.
Декорация I-го действия, девять часов утра.
СЦЕНА I
Клаверов (один). Ну вот, я и добился… только чего добился? Сколько глупейших происшествий случилось в одну ночь, и как иногда одно нелепое мгновение может перевернуть вверх дном целую жизнь человека! И от кого? от какого-нибудь негодяя трусишки, которому, для храбрости, вздумалось напиться пьяным! Фу, боже! да неужели я в самом деле оскорблен? неужели я должен требовать удовлетворения? Какая глупость, какая досадная, пошлая глупость! Ведь встречаются же такие положения в жизни: точно горячечный бред вдруг охватит человека! Ощупываешь себя, прислушиваешься к своему голосу, спрашиваешь себя: я ли это, со мной ли все это делается?.. и — о, черт возьми! — оказывается, что это я, что я цел-целехонек, что невероятное не только вероятно, но даже верно!.. Да нет, однако, неужели я должен разом испортить все свое будущее? Дуэль! ведь это такой вздор… ведь это совсем глупо! Мне, наконец, нельзя выходить на дуэль! Как делают эти старцы, что их никто не оскорбляет, что оскорбления, если они и бывают, скользят по ним! Или в нас еще тлятся какие-то жалкие остатки юношеской щепетильности, или мы недостаточно сравнялись с старцами в ничтожестве? Да, в нас что-то осталось; нас держит в руках и глупая связь с прошедшим, с школою, и наше собственное фальшивое положение. В глазах всех, кроме канцелярских чиновников, мы еще мальчишки, и в этом качестве должны и вести себя как мальчишки. К нам нет страха, наши действия может судить всякий; мы не можем сказать: цыц! — потому что сами не раз протестовали против этого «цыц». Мы не смеем оставаться равнодушными к оскорблениям не потому, чтобы чувствовали особенную наклонность обижаться, а просто потому, что нас могут оскорбить еще более. Гадкое ремесло! нас не защищают ни седые волосы, ни физические немощи — ни одно из тех удобств, которыми украшаются милые старички. Да, ремесло отвратительное и опасное, а нести его надо! Каким образом уладить это пошлое дело? Какие новые уступки сделать, какую новую комбинацию придумать? Но, может быть, Бобырев извинится, может быть, он сознается, что был пьян… да это дело невозможное! (Задумывается.) Нет, черт побери, как ни кинь, все клин! Тут был Тараканов, тут были младенцы — все видели, все слышали! Кто может поручиться, что сегодня же не звонят об этом во все колокола во всех канцеляриях, во всех начальственных передних? Что сделал Клаверов? Гм… что сделал Клаверов? Если я поведу себя благоразумно — меня назовут трусом, от меня все отвернутся; если я вступлюсь за свою честь, если я вызову этого пьяницу — мол карьера испорчена… хороша перспектива и в том и в другом случае! И не то поставят мне в вину, что я развратил женщину, что сделал из нее орудие, а то, что я не сумел так устроить дело, чтоб все было шито и крыто! Подлость позволительна, даже в известной степени допускается, как необходимая приправа жизни, но неумение, но глупость — вот где настоящее преступление, вот где позор! Нет, нужно кончить это дело во что бы то ни стало! Что пользы в том, что стая мальчишек будет говорить, что Клаверов поступил как благородный человек, если Клаверову, после этого благородного поступка, придется стереться с лица земли! Сила не в мнимо-благородных поступках, сила во власти, сила в том, чтоб удержать за собой свое положение! (Садится к столу, пишет и потом звонит.)
Входит лакей.
Курьер воротился?
Лакей. Павел Николаич приказали сказать, что сейчас будут.
Клаверов. Хорошо; вот отдай курьеру эту записку и скажи, чтоб он сейчас же ехал с нею к молодому Тараканову.
Лакей. Вас, сударь, Софья Александровна спрашивают.
Клаверов. Как Софья Александровна? что такое?
Лакей. Точно так-с. Сейчас пожаловали.
Клаверов. Так иди же, проси! Да когда Набойкин придет, попроси его подождать, а сам войди сюда и доложи, что от князя чиновник с бумагами… понимаешь?
Лакей уходит.
Софья Александровна! Однако дело-то, кажется, не на шутку разыгрывается!
СЦЕНА II
Клаверов. Софья Александровна.
Клаверов. Что с вами, Софья Александровна? Что с тобой, Sophie? (Берет ее за талию и усаживает на диван.) Как ты бледна, моя девочка!
Софья Александровна. Я ушла от мужа; я не могу жить с ним… Если б вы знали, Клаверов!.. он… mais il m’a maltraitée, le lâche![172] (Вздрагивает от волнения.) Да, он бил меня, Клаверов! Если б вы видели! ах, если б вы видели! (Рыдает.) Я не плакала… я испугалась; я думала, что он убьет… Он бил меня, Клаверов, бил!
Клаверов. Какое гнусное животное! Но каким же образом до этого допустили! где же была maman?
Софья Александровна. Maman заперлась в своей комнате… ах, если б вы видели, Клаверов, как он был страшен! Он разорвал на мне все платье… и какие он гадости мне говорил! как он называл меня! Ах нет, возьмите, возьмите меня от него! Я ни за что… нет, я ни за что не пойду к нему! Я, право, не могу даже рассказать вам, что такое там было!
Клаверов. Успокойся же, моя девочка!
Софья Александровна. Ах нет, я не пойду! возьмите, ради бога, возьмите меня от этого человека!
Клаверов (в сторону). Черт возьми, однако ж, вот история-то! (Вслух.) Да как же это сделалось? Каким образом ты пустила его в свою комнату?
Софья Александровна. Сначала я заперлась, но он начал стучаться — не могла же я не отворить ему? Он так стучал, что в целом доме было слышно… Боже! что он со мной делал! что он мне говорил! Ах, как он был отвратителен, если б ты видел!
Клаверов. Что ж он теперь делает? и как ты ушла?
Софья Александровна. Он спит… он еще пьян! Мне кажется, что он и во сне-то пьян! Он даже не слыхал, как я ушла. Pierre! да утешь же меня, скажи, что я к нему не пойду!
Клаверов. Конечно… так жить невозможно… Я сегодня же поговорю об этом князю: вероятно, он найдет средство как-нибудь устроить это дело…
Софья Александровна. Ах нет, не князю! ради бога, не князю! Я не хочу этого, ты пойми, что я не хочу… Что ж это со мной будет? Да и что тут устраивать? Pierre! я не пойду к мужу! я сказала, что не пойду!
Клаверов. Да успокойся же, моя птичка! (В сторону.) О, черт возьми, какая история! (Вслух.) Я и сам еще хорошенько не знаю, что говорю! дай мне подумать, дай прийти немного в себя! Ведь ты меня любишь, девочка?
Софья Александровна. Ах, Pierre!
Клаверов. Ну, вот видишь ли! Следовательно, тебе надо слушаться! Пойми, мой ангел, что в такие минуты, как теперешняя, нельзя вдруг все обнять! (Ласкаясь к ней.) Ведь это почти государственный вопрос! Ну, давай станем делать предположения!
Софья Александровна (улыбаясь). Станем.
Клаверов. Предположим, например, что ты останешься у меня.
Софья Александровна нежно смотрит на него.
Ну да, ну да! отчего же этого не предположить? Итак, предположим, что ты остаешься у меня — что из этого может выйти? (Становится на колени и целует ее руки.) Из этого может выйти, что я целые часы буду простаивать на коленях и целовать твои милые ручки! (Смотрит на нее, как бы выжидая ответа.)
Софья Александровна молчит.
Тебе это как будто неприятно, Sophie?
Софья Александровна. Ах нет, мне это не неприятно! Я только думаю… зачем ты мне говоришь об этом… теперь?
Клаверов. Милая! да разве можно, видя тебя, думать о чем-нибудь другом?
Софья Александровна слегка пожимает плечами.
Ну, не сердись же; будем говорить серьезно, если ты этого непременно хочешь! Итак, предположим, что ты останешься у меня — потом что? Потом предположим, что мы пригласим maman… какую роль, однако ж, может играть при этом maman? Ma chère! ведь при ней мне нельзя будет целовать твои ручки!
Софья Александровна. (грустно и не без некоторого изумления). Да, она может помешать.
Клаверов. И — что важнее всего — ей самой, быть может, не по вкусу придется оставаться здесь… Знаешь ли, Sophie, мне кажется, что и тебе…
Софья Александровна смотрит на него боязливо.
Ведь только те люди имеют право не обращать внимания на общественные отношения, которые, так сказать, не вышли еще из естественного состояния…
Софья Александровна (робко). Pierre! как ты говоришь странно!
Клаверов (в сторону). Проклятая рутина! все думается, что я в департаменте и желаю бросить пыль в глаза чиновникам! (Вслух.) Pardon, chère! Я, кажется, сказал глупость! Итак, сделаем другое предположение. Предположим, что ты на время поселишься в гостинице вместе с maman…
Софья Александровна (иронически). «Что из этого выйдет»?
Клаверов. Ну да, что из этого выйдет?
Софья Александровна. Из этого выйдет что-то очень странное… Оставим лучше предположения! Знаете ли, Клаверов, что в эту минуту мне как-то ужасно вдруг стало грустно!
